Операция «Остров Крым» - Страница 18

Сам Лейбович тоже держался несколько напряженно.

– А он соображает, что его просто застрелят?

– Он сейчас ничего не соображает…

Сквозь толпишку, сгустившуюся уже довольно плотно, продрался рядовой Масуд Халилов с пластиковым пакетом, полным воды из фонтанчика – один источник влаги тут все-таки был, слава Богу! И Халилова даже пропустили без очереди, узнав, что вода для обморочного приятеля. Пакет был вылит на голову Белоконя, и тот притих. Осторожно и медленно егеря разжали руки, Белоконь опустился на колени и разрыдался.

– Хватит реветь, придурок, – процедил Новак. – Не у одного тебя там баба.

– Ага, – прохрипел Белоконь. – Ты свою вывез!

– Потому что был чуть-чуть умнее тебя.

Новак оглядел всех собравшихся.

– Вот так и будем тут торчать, пока нас всех не погрузят в трюмы и не отправят в Союз, да? Или кто-то еще верит в сказочку про то, что советские солдаты возьмут нас в переподготовку?

Он швырнул окурок на землю и смачно растоптал.

– Я видел, как они ведут себя. В шестьдесят восьмом. Тогда я от них убежал. Но больше бегать не собираюсь.

– А что ты собираешься, Новак? – заорал Лейбович. – Что ты собираешься, такой умный? Ну-ка просвети нас!

– Не ори, Сол. Пока вы ссали в дренажную систему, я взял один квадрат резины и положил на один дренажный люк. Ближе к краю. И сел на него. После темноты можно будет поднять решетку и попытаться выйти наружу.

Солдаты переглянулись. Дренажная система выходила в бетонный желоб на крутой, но не отвесной стене под автобаном. Высота метров пять, при известной сноровке можно легко спуститься и в темноте.

– Все не выберутся, – после полуминутного молчания заметил ефрейтор Валинецкий.

– А всем ли надо выбираться? – оскалился Новак. – Может, кому-то и здесь неплохо? Может, кто-то на все готов ради Общей Судьбы?

– Хватит трепаться, чертов чех! Что ты собираешься делать?

– Поднять своих «нафталинщиков». И если ты, чертов поляк, пойдешь со мной, у нас будут целых два отделения… Захватим оружейный склад и вдарим по здешнему конвою. А в это время остальные начнут холитуй здесь…

– С чего ты взял, что «нафталин» поднимется?

– Вечером прозвучит «Красный пароль».

– Не засирай мне мозги! Кто его передаст?

– Капитан обещал мне, что вечером пройдет «Красный пароль».

– А как он это сделает? Он что, Господь Бог? – спросил какой-то рядовой из первой роты.

– Он – наш ротный, – ответил за Новака Искандаров. – Он сделает то, что обещал.

– Это же война… – робко сказал кто-то из солдат.

– Война! – подтвердил Новак. – А ты думал, хрен собачий, что это пикник? A li’l party on а sunny day? Конечно, война. И нам придется воевать, если мы не хотим сгнить тут в своем дерьме… За каким шайтом вы записывались в армию, если не собирались воевать? Чтобы пощеголять в красивой форме?

– Офицеры, – напомнил Лейбович.

– Офицеры сейчас – мы. Ну, кто как? Или я бегу один?

– Не один, – Лейбович протянул ему руку. – Я вот что подумал: если «нафталинщики» откажутся идти, то и шут с ними. Мы прихватим парочку отделений отсюда и просто заберем у наших полуштатских оружие.

– Начинаем понемножку, с Богом… – Новак сверился с часами, – в половине десятого. Вернемся сюда, я думаю… где-то в полночь. Надо все продумать как следует. Кто идет, кто остается в команде прикрытия, как действовать, по какому сигналу…

– Тихо!!! – крикнул кто-то из рядовых. – Тихо!!! Они… Они убили командира «эйр-форсиз»!

Лагерь всколыхнулся, люди сгрудились вокруг тех, у кого были приемники. Хозяева маленьких «Сони», «Панасоников», «Рапанов» и «Кенвудов», утаенных от конвоя, крутили настройку, стремясь поймать новости «Радио-Миг», идущие каждые полчаса. Полчаса висела напряженная тишина, лопнувшая потом яростными криками.

Теперь Новаку пришлось сбиваться с ног, решая другую задачу – успокоить всех до темноты…

* * *

«Арабы верят людям, а не социальным институтам».

Крымцы, в общем, тоже.

Мы верили тем, кто возглавлял движение за интеграцию. Верили нашим пушистым белым кроликам, поманившим в Чудоземье.

Всех их переловили, обрили ушки и усики, отправили в Москву. Мы этого не видели, эту операцию проводили умелые шестерки со стертыми лицами, подальше от глаз восторженной общественнности.

Но вот с одним кроликом нехорошо вышло. Его взорвали на глазах у тысяч людей, а еще миллионы увидели этот взрыв по телевизору.

И тут многие призадумались, и даже у самых восторженных поубавилось восторгов. Нет, потом, конечно, говорили, что он виноват сам, что спровоцировал, что летал и долетался… Но таких безнадежных было сравнительно мало. Мы все-таки не привыкли, чтобы вот так. Мы продолжали считать наше небо – нашим.

* * *

– Факимада, – прошептал Шамиль, глядя, как на экране вспухает багровое облако, секунду назад бывшее «Дроздом» командира «эйр-форсиз».

Остальные молчали.

Мерцали окна контрольных мониторов. По московскому каналу транслировали какой-то фильм. Татарское телевидение передавало спортивную программу.

– Кашук, – сказал Князь, – ты записывал?

– Да.

– Прокрути это еще раз. Прокрути по всем каналам, чтобы все увидели…

– Нет, – отрезал Верещагин.

– Что значит «нет», Арт?

– «Нет» означает «нет». Отпусти меня, пожалуйста. Это все равно, что вывесить на телевышке триколор. Один раз это увидели по ТВ-Миг, достаточно.

– Ни хрена не достаточно! – прорычал Берлиани. – Мы зачем сюда пришли? Чтобы отсидеться или чтобы поднять Крым? Вот то, что может поднять Крым, Верещагин!