– Связь прервана, – зачем-то сказал поручик Лопатин, хотя все и так это видели по миганию красной лампочки…
– Son of a bitch! – Полковник бросил наушник.
– Приказ по «Ковчегам» сэр… – начал Сергей Ушаков.
– Остается в силе. Закрыться, замаскироваться, никого не впускать, на связь ни с кем не выходить… Что еще?
– Остальные три дивизии не отвечают. Штабы замолчали.
– Shit… – полковник встал из кресла.
– Что мы делаем дальше, сэр? – спросил Лопатин.
– Дальше? Боюсь, поручик, что мы просто сидим и ждем.
– …Как чего? – возмутился командир 102-й воздушно-десантной дивизии генерал Драчев. – Там же пульт управления, система связи… Я не знаю, что еще! А он заперся и не хочет выходить. Это как понимать?
– Ну, и что мне – головой эту дверь прошибать? – Сигарета в углу рта майора Ширяева поднялась градусов на тридцать. Майор чувствовал себя в своем праве – он был из спецназа КГБ и Драчеву не подчинялся.
– Слушай, майор, ты меня не зли! Прикажу – будешь и головой прошибать. Ты спецназ или кто?
– Спецназ, – подтвердил майор. – А не сапер. Дайте мне саперов, вскройте эту консервную банку – и мы с ребятами в два счета выковыряем вам вашего полковника, а так… Эту броню гранатой не возьмешь. Хотя, наверное, пробовали… – Майор оглядел разрушения, царящие в ставке базы Чуфут-Кале. Разбитые компьютеры и телефоны, изуродованные столы… И целехонькая бронированная дверь в бункер.
– С ним есть какая-нибудь связь? – спросил Ширяев у безымянного штабного подполковника.
– По вот этому селектору.
Ширяев ткнул пальцем в кнопку, склонился над микрофоном.
– Господин полковник! Ваше благородие! С вами говорит майор Ширяев, командир батальона спецназа КГБ… Сдайтесь, пожалуйста. Вам ничего не будет. Если сдадитесь по-хорошему. Это же глупо – закупориться в бункере и сидеть там. Ничего вы там не высидите. Кроме своих яиц.
– Господин майор, – донеслось из репродуктора, – ценю ваше чувство юмора, но сдаться не могу. Объект, доверенный мне, я сдам только по приказу моего командования. Ни до кого из них я не могу дозвониться. Телефон в Главштабе не отвечает. Вы, как человек военный, должны меня понять.
– Ваше благородие, они все уже сдались.
– Прекрасно! Пусть они мне сами об этом скажут.
– Упорный, как подшипник, – с уважением сказал майор. – Что делать будем? Товарищ генерал, может, звякнуть в штаб и попросить его начальство отдать ему приказ?
– Да что это такое, в конце концов! – Драчев бахнул по столу кулаком. – Мы что, уговаривать его должны? Вы солдат или кто?
– Ну, тогда саперов сюда! Сколько там с ним народу, вы не знаете?
– Человек двадцать.
Ширяев поморщился, и было отчего: штурмовать хорошо защищенный подземный бункер даже силами батальона – это не шутка. В подземельях численное преимущество не имеет никакого значения: один человек с автоматом из-за баррикады может уложить хоть роту.
– Может, обратиться к нижним чинам? – предложил штабной подполковник. – Разагитировать их, что ли…
– Валяйте, – великодушно уступил Ширяев. – Я не спец.
– Таких спецов, как вы, как раз в Афгане нехватка, – злорадно сказал Драчев.
– Если этот полковник чего-нибудь учудит, вместе туда отправимся, – спокойно заметил Ширяев. – Ведь так, товарищ генерал? Ну, вызывайте сюда саперов.
…Гости нагрянули меньше чем через полчаса. Группа спецназа ГРУ на советских армейских джипах.
– Сэр? – раздался в «уоки-токи» голос Шамиля.
– Нет. – Верещагин, не отрываясь от мониторов, снял с предохранителя «беретту». – Еще рано.
– А когда будет не рано? – спросил Берлиани.
– Когда из машин выйдут все.
– Один стрелок останется.
Верещагин поднялся из кресла, сунул «беретту» в карман, бросив Кашуку:
– Заприте за мной дверь.
Осваговец без единого слова выполнил приказание.
Капитан вышел из здания, где располагались технические службы, навстречу командиру спецназовцев – высокому старшему лейтенанту.
На Верещагине тоже была форма спецназовца и погоны старшего лейтенанта.
Новоприбывший слегка удивился тому, что на телевышке уже кто-то есть.
– А где все? – спросил он.
– Кто «все»?
– Местные.
– Внизу.
– Чего-то я не понял, братишка. Вы должны были держать их здесь!
– На хрена они мне здесь нужны? Сдал их десантуре, и все дела.
– Ты вообще кто? – приподнял бровь старший лейтенант.
– Старший лейтенант Верещагин.
– Не знаю такого.
– Девятая бригада.
– Ка-кая, на хрен, девятая? Вышку должны были мы занимать! Восьмая! У меня приказ!
– У меня тоже.
– Совсем охренел ваш Горобец.
– Гравец, – поправил Верещагин.
Прибывший старлей немного успокоился.
– Ладно, Верещагин, где там твоя машина? Пошли, свяжемся с твоим начальством. Обсудим ситуацию.
– Машина улетела.
– Так вас сюда еще и по воздуху забрасывали?
– Чего только штабы не придумают, лишь бы друг другу свечку вставить.
– Так как же вы…
– Из аппаратной. Пошли.
Старлей сделал знак рукой, и двое из команды отправились за ним.
– Что у тебя за рация, Верещагин?
– У местной охраны взял, – Верещагин снял с пояса «уоки-токи» и нажал на кнопку. – Хороша штучка?
Они подошли к двери аппаратной.
– А чего это у вас на полу пластик развернут?
– Не знаю, местные, наверное, что-то красить собирались. – Верещагин поднес «уоки» к губам:
– Кашук, открой.