Операция «Остров Крым» - Страница 38

* * *

– Товарищ капитан, проснитесь! Вставайте пожалуйста, товарищ капитан!

Глеб продрал глаза:

– Час ночи, какого хрена… – Во рту было сухо и гадостно, как в заброшенной выгребной яме, голова гудела и слегка подводило живот – коньяк вчера мешали с водкой и пивом, закусывая фисташками и картофельными чипсами…

Он встал, расправил затекшее от спанья в кресле тело, надел куртку, пояс и пошел в сортир.

Облегчившись, помыв руки, лицо и сполоснув рот, он чувствовал себя уже почти человеком. Для окончательного пробуждения необходима была сигарета.

– Что такое, что за херня? – спросил Глеб, закуривая.

– Сами удивляемся, что за херня, товарищ капитан, – ответил Петраков. – В городе, кажется, бой.

Глеб обругал себя дураком: ветер действительно доносил канонаду. Ялта была отсюда не видна, закрытая хребтиной горы, но Гурзуф лежал в полной темноте, и темнота эта изредка озарялась вспышками, которые Глебу хорошо были знакомы: так взрываются гранаты. Виднелось несколько светлых пятен – видимо, что-то горело.

– Бинокль, – сказал Глеб. Верещагин сунул ему в руку бинокль – трофейный, цейсовский.

То, что горело в Гурзуфе, действительно было кострами. Похоже, пылали машины на улицах.

– Еб вашу мать, – с чувством сказал Глеб. – Артем, ты что думаешь? Что произошло?

– Не иначе как вторжение марсиан, – сказал Верещагин. – Не задавай идиотских вопросов, Глеб, и не получишь идиотских ответов. Конечно, это местные.

– Этого быть не может! – сказал Петраков. – Местные за нас. Они сами нас позвали!

– Ну, тогда остаются только марсиане.

– Хватит глупых шуток, – оборвал Стумбиньш. – Что будем делать?

Собственно говоря, первый шаг был ясен: посылка разведчиков. Петраков уже собирал свой взвод.

– Блин, как же это вышло? – пробормотал Глеб себе под нос.

– Еще одно, – сказал Стумбиньш. – Связи нет, товарищ капитан.

– Как нет?

– Помехи на всех частотах. Очень сильные.

Первое, что пришло в голову Глебу, – телевышка. Нет, исключено: телевышка работала весь день и со связью все было в порядке. Значит, на одной из этих высоток установили мощный генератор помех. Еще одна головная боль.

Они пошли в комнату отдыха и расстелили карту на столе. Собрался разведвзвод. Глеб отобрал девятерых, наметил цель: узнать, что и как в Гурзуфе и на Никитском перевале. Программа-максимум – найти постановщик помех. В огневой контакт не вступать – категорически, разве что в самом крайнем случае. Выжить, вернуться и доложить.

Верещагин тоже послал двоих: Миллера и Сидорука. Остальные готовились, если что, оборонять телепередающий центр. У Глеба с Верещагиным образовалась маленькая пауза.

– Пойдем выпьем кофе, – предложил старший лейтенант.

Они перебрались в кабинет и дернули «эспресо» из кофеварки.

Глеб ухватился пальцами за притолоку двери и подтянулся на одной руке.

– Дернул черт заснуть, – пожаловался он. – Теперь глаза слипаются. Как ты?

– Это дело нужно перетоптать, – с видом знатока ответил старлей. – Накатывает волнами. Если каждый новый приступ сонливости переносить на ногах, то все яки.

Согревая ладони о стакан, Глеб сел прямо на стол и начал перебирать канцелярские принадлежности. Взял со стола штучку непонятного назначения и неприятного вида, щелкнул два раза хромированными клыками.

– И на кой вот эта вэшчь? – спросил он.

– Расшиватель. Скрепки выдергивать, – Верещагин бросил в его сторону быстрый взгляд и снова уставился в окно.

– С ума сойти. Только для этого? И больше ни для чего? Что, ножиком скрепку нельзя отогнуть?

– Можно, Глеб. Конечно, можно скрепки вытягивать ножом, можно ножницами, можно ногтями или зубами. Можно пиво разливать в канистры, а пирожки заворачивать в газеты, а пластиковые пакетики стирать и сушить на прищепке. Но нужны рабочие места, нужно что-то делать из отходов пластика и стали, нужно давать работу куче рекламных агентств… Здесь масса народу занята тем, что придумывает, как бы что получше сделать, а потом получше продать. Это называется – общество потребления. Покупай больше, работай меньше, жри слаще. Вот такая философия.

И вроде бы сказано все было правильно, и не к месту затевать политический спор, и глупо, но Глеба почему-то его тон вывел из себя. Как будто он говорит какую-то шутку, ему одному понятную.

– Слушай, ты нашел момент для политинформации, – Глеб смял в руке пластиковый стаканчик. – Давай ты нашего замполита полечишь… если его еще в Ялте не убили.

– Зачем? Лично я ничего против общества потребления не имею. Час-полтора, и мы сможем его преимущества ощутить на собственной шкуре.

– А ты как будто и рад.

– Я испытываю двойственные чувства. Знаешь, что такое двойственные чувства, Глеб? Это когда ты видишь, как твоя теща летит с обрыва в твоем новом автомобиле. Теща в данном случае – мое дражайшее начальство, его начальство, а автомобиль – похоже, моя жизнь.

– Что ты несешь?

– Правду. Глеб, послушай меня. Внимательно послушай. Я здесь давно. Я слал в центр один доклад за другим: нет, крымцы не превратились в трусливых хомяков, это у них только временное помешательство, и если мы опять поведем себя как хамье, если мы сделаем им больно, мы очень быстро получим здесь по сопатке. Резерв Крымской армии – полста тысяч крепких ребят, которые держат оружие дома – дома, Глеб! – и им есть что терять. Я еще отставников не подсчитал. Это их твои… наши зольдатики сегодня грабили и насмехались. Да, вчера половина из них, если не больше, цепляла на грудь красно-белую ленточку и бегала на митинги в поддержку воссоединения. Но сегодня они подсчитали убытки и очень, очень разозлились.