Операция «Остров Крым» - Страница 47

– Factorem coeli et terrae, visibilium omnium, et invisibilium.

Верещагин положил Глеба на пол, разрезал комбез и тельник.

– …Et in unum Dominum Jesum Christum, Filium Dei unigenitum, et ex Patre natum ante omnia saecula…

Обычно он молился по-русски, но сейчас латынь, холодная и чистая, как горная вода, успокаивала бешено колотящееся сердце. Он обтер рану салфеткой и разорвал зубами пакет с дренажной системой.

– …Deum de Deo, lumen de lumine, Deum verum de Deo vero. Genitum, non factum, consubstantialem Patri per quem omnia facta sunt…

Руки тряслись. Верещагин весь собрался в кулак, чтобы сделать все правильно. Он с десяток раз повторял эту нехитрую операцию с резиновой куклой, но – это было совсем иначе. Тут не подкрашенная водичка, а кровь, и настоящие, а не пластиковые ребра нужно считать, пока они ходят ходуном…

– …Qui propter nos homines, et propter nostram salutem, descendit de coelis. Et incarnatus est de Spiritu Sancto ex Maria Virgine; et homo factus est.

Слух донес рокот БМД, нарастающий, переходящий в рев – он уже не слышал собственных слов.

– …Crucifixus etiam pro nobis, sub Pontio Pilato passus, et sepultus est…

Кровь пошла в пакет. Положить бы Глеба повыше, но некуда и нет сил. Теперь высыпать прямо в рану порошок гемостата. Все. Перевязка. Он проверил, как плотно держится на ране салфетка, наложил пакет и перехватил бинтом…

– Et resurrexit tertia die, secundum Scripturas. Et ascendit in coelum; sedet at dexteram Patris…

Пот заливал глаза. Он попробовал вытереть лоб – и размазал кровь Глеба по своему лицу.

Хриплое, сбивчивое и судорожное дыхание раненого выровнялось. Асмоловский дышал и жил.

– Et iterum venturus est cum gloria, judicare vivos et mortuos; cujus regni non erit finis.

Звук моторов стих, зато площадка наполнилась выкриками и топотом ботинок. К гаражу пока никто не подходил – боялись стрельбы. Артем не мог сдвинуться с места, не мог поднять руки – казалось, все силы его оставили. Теперь, в относительной тишине собственный шепот казался ему оглушительно громким.

– Et in unum Spiritum Sanctum, Dominum et vivificantem; qui ex Patre Filioque procedit…

Страх появился позже, когда немного отпустила усталость. В тот момент страха не было – было просто сомнение относительно своей способности встать и что-то сделать. Он чувствовал себя оловянным болваном на морозе: тронь – рассыплешься.

От него больше ничего не зависело. Почти ничего: собственная жизнь.

– ..Qui cum Patri et Filio simul adoratur et conglorificatur; qui locutus est per prophetas.

Через полчаса здесь будет Карташов. А красные через какое-то время окажутся в той же ситуации, в которой были корниловцы: три патрона на шесть человек.

– In unam sanctam, catholicam et apostolicam Ecclesiam…

«Но что может произойти за эти полчаса? Как минимум, они захотят узнать, где наши и сколько их. Как минимум».

– Confiteor unum baptismam in remissionem pecatorum…

– Эй, беляки! Сколько вас там? Выходите и сдавайтесь, считаем до трех, потом кидаем гранату. Раз!

– Отставить! Отставить, Васюк, я сказал! Там капитан!

«Целых два».

– Expecto resurrectionem mortuorum, – Верещагин поднялся с колен, – еt vitam venturi saeculi, – отстегнул пояс с кобурой и ножом, бросил его за дверь, шагнул в дверной проем. – Amen.

Под десятком прицелов он повернулся и встал лицом к стене. Собственные руки показались ему невыносимо тяжелыми, а чужие, быстро обшарившие тело, – отвратительно огромными.

– Лицом, – сказал майор.

Верещагин повернулся к Лебедю лицом. Выдержать взгляд несложно, взгляды не оставляют синяков.

– Ах тварь… – сказал за спиной майора Палишко. – Ну и тварь…

– Сними шлем, – медленно и спокойно проговорил Лебедь.

Трое заскочили в гараж, вынесли Глеба.

– Положите его повыше, – сказал Арт. – Чтоб метр над полом был, не меньше.

Трое остановились. Майор медленно кивнул им – мол, делайте, как сказано. Повернулся к Верещагину.

– Это ты перевязал его?

– Я его и подстрелил, – Арт не собирался покупать себе прощение.

Ветер звенел в растяжках и фермах телевышки.

Майор сделал шаг вперед и поднял нож. Артему стоило некоторого усилия не шевельнуться, когда лезвие скользнуло по подбородочному ремню.

– Сними каску, – повторил майор.

Артем снял каску, бросил ее на плитку. В плечи, в локти и запястья, выворачивая руки за спину, тут же вцепились.

– Так ты у нас на полставки? Сегодня – ГРУшник, завтра – врангелевец?

– Корниловец, – поправил Артем. – И прошу заметить, что вы взяли меня в бою, одетым в униформу Вооруженных сил Юга России.

– Думаешь, это поможет тебе?

– Нет, это так, на всякий случай.

Лебедь расстегнул кобуру.

– Сволочь. – Его рубленое, топорное лицо наконец-то дрогнуло. – Ты с Глебкой пил, песни пел, а настал час – пулю в него всадил. Вы здесь только так и умеете: из-за угла, исподтишка…

Верещагин ухмыльнулся.

– Я в этой стране родился и живу, а вы вперлись в нее сутки назад, и уже успели всем надоесть. Не вам со мной мериться… высотой моральной позиции, товарищ майор.

Майор выдернул из кобуры «кольт» и ткнул стволом пленнику в подбородок.

– Скажи еще что-нибудь, – почти прошептал он.

Верещагин с трудом унимал дрожь.

– «За державу обидно» – пойдет?

Щелчок предохранителя заглушил все остальные звуки во Вселенной.

Потом изнурительно длилась одна секунда. Ох и люфт у «кольта» на триггере…

Майор опустил пистолет.

– Легкой смерти ищешь? – спросил он. – Вот тебе, – «кольт» обозначил на левой руке майора отрезок до середины плеча. – Выкупил я тебя на корню, капитан Верещагин. Дурак, думаешь я пальцем деланный? Это ведь вы с самого вечера засирали эфир помехами, так? Ну вот, теперь ты, если хочешь жить, помехи уберешь.

– Товарищ майор, если бы меня не держали за руки, я бы тебе показал то же самое. А так придется сказать на словах: хер тебе, понял? Меня зовут Артемий Верещагин, мой личный номер 197845/XD, и на этом нашей любви конец.