– Ничего… пока. Вернее, я не решил, от него или от вас.
– От меня вам ничего не перепадет.
– На что спорим? Десять минут – и вы будете мой. С потрохами и ботинками.
– Это что, вербовка?
– Да. Позавчера, – «Солнечная долина» полилась в бокалы, – Крым действительно потерял последний шанс на сохранение своего суверенитета. Единственный человек в советском аппарате, который мог бы предотвратить оккупацию Крыма, трагически погиб. Теперь не имеет значения, победит Союз Общей Судьбы – СОС – на выборах или нет. Весной Крым оккупируют. В самом худшем варианте это выглядит так: превентивная бомбардировка аэродромов и военных баз… Даже если мы задействуем все системы ПВО и все самолеты… Вы помните численность нашей боевой авиации?
– Двести тридцать машин…
– Двести сорок пять: только что прикупили эскадрилью «харриеров». СССР сосредоточит на побережье свыше тысячи самолетов, транспортники я не считаю. Они просто вобьют нас в землю. Затем – морской и воздушный десант. В победу над СССР не верит никто. Эта крупная и мелкая политическая сволочь сейчас присоединяется к СОС по одной простой причине: боится войны, которая неизбежна и исход которой предрешен… – Полковник закурил. Верещагин допил вино, как воду, и налил себе еще.
– Есть только одна возможность выиграть эту войну, – фраза осторожно вылетела вместе с дымом. Полковник ждал, что Верещагин подхватит мысль. Верещагин молчал. Даже не потому что осторожничал, а потому что был заворожен развернувшейся в уме картиной: высадка советских войск без предварительной бомбардировки, без подготовки, на «ура-шапками-закидаем». Чешский сценарий.
– Чешский сценарий. – В бороде исчезло еще полбокала, потом полковник воткнул в нее сигару. – Армия входит в страну сравнительно мирно. Плохо организованная, непрофессиональная, деморализованная армия… К ночи первого дня вторжения, я думаю, она будет разорганизована и деморализована вконец. Проще говоря, пьяные солдаты и офицеры займутся грабежами.
Контрразведчик глотнул дым и медленно выпустил его через ноздри. Он ждал развития темы.
– А… они что-нибудь знают о шестидесяти тысячах резервистов, которые сидят по домам со своим оружием?
– Хороший вопрос, Арт. Очень хороший вопрос.
– Как насчет хорошего ответа?
– Они знают, что у нас есть ополчение, но не могут отнестись к нему серьезно. Резерв Советской армии – третьесортное воинство даже по советским меркам. Они не представляют себе, насколько это в нашем случае совершенный, отлаженный и готовый к работе механизм. Но ему нужно дать старт в определенный момент. Пистолет без триггера не стреляет… Вы согласны стать триггером, Арт?
– Почему я, а не Георгий?
– Потому что «В Уэльсе теплые дожди» он впервые услышал от вас.
– Не понимаю…
– Не важно. Вы согласны?
– Согласен.
– Вот так сразу? Не торгуясь?
Арт пожал плечами.
– В этой игре приз бывает только один, и вы не можете его сделать больше или меньше.
Полковник кивнул и первым вышел в ярко освещенную гостиную, в запах хвои, в новогодний смех и в песню:
– Что же за всем этим будет? – А будет апрель…
– Будет апрель, вы уверены? – Да, я уверен…
У княжны Багратиони-Мухрани прекрасный голос.
Артема пнули ногой и велели подниматься. Идти получать свой приз.
«Но подавать я не стану виду…»
Его провели через ретрансляционный центр, уже забитый ранеными десантниками, кое-как оказывающими друг другу первую помощь, в тот самый кабинет, где они с Глебом пили кофе. Майор сидел на столе и сам цедил что-то из захватанного бумажного стаканчика. Арта посадили перед ним на стул, Палишко встал за спиной.
– Сигнал к началу боевых действий – твоя работа? – без вступления спросил он.
– Какой сигнал?
– Товарищ майор, можно я ему врежу? – спросил Палишко.
– Ты там часом не облизываешься, товарищ лейтенант? – спросил беляк. – Небось, в детстве котят мучил?
Удар был воистину палаческим – пряжкой ремня под лопатку, в нервный узел. Уткнувшись головой в колени, зажмурив глаза, Артем грыз губы.
– Этому у вас учат, товарищ майор? – выдохнул он, распрямившись наконец. – Или он талант-самородок?
– Палишко, не трогать! – гаркнул майор. – Пока я не скажу! Ты что, не видишь, что он нарочно тебя выводит? Слушай сюда. Ты дурил нас полдня и ночь. Ты навел беляков на нашу засаду. Твой человек забивает эфир помехами. Из-за тебя мы здесь в окружении. Ты уже вот так наработал на девять грамм, и если хочешь к стенке – так прямо и скажи. Не хочешь – отвечай на мои вопросы. Код от замка в аппаратную?
– Шесть цифр из десяти.
Новый удар швырнул на пол и развернул лицом вверх. Палишко раскачивался с пятки на носок, и пряжка ремня, обмотанного вокруг ладони, поблескивала тускло, как чешуя копченой скумбрии.
– Мы с тобой не в спортлото играем, – пояснил лейтенант, поднимая опрокинутый стул. – Садись.
Арт перевернулся на живот, подтянул колени, упираясь лбом в пол, рывком поднялся и сел, изловчившись не промахнуться мимо стула.
– Наверное, в десанте совсем плохо с кадрами, если таких, как ты, берут офицерами, Палишко… – просипел он на мучительном выдохе. – Твое место в стройбате.
Ждал нового удара – и не ошибся. Майор, поморщившись, отвел глаза.
– Товарищ майор, – попросил белогвардеец, – уберите идиота. Он сбивает меня с мысли.
– Палишко, выйди ненадолго… – Тон Лебедя не оставлял места возражениям, хотя лейтенант явно собирался возражать. – Говори, что хотел. Только не тяни.